Владикавказская епархия прочно вошла в повседневную жизнь Северной Осетии, не только оказывая ее жителям духовную поддержку, но и принимая на себя бремя забот и подчас неразрешимых проблем. "СО" не раз уже освещала деятельность епархии в отношении крупных реставрационных проектов и повседневной и праздничной жизни православного мира Осетии. О том, чем живет епархия, о проблемах православия и проектах "СО" побеседовала с архиепископом Владикавказским и Аланским Леонидом.
Церковь и материальная культура
– Во-первых, я, от себя лично и от лица наших читателей, хочу вас поблагодарить за активное участие в судьбе наших памятников культуры, и хотелось бы спросить, что сейчас происходит в Нузале?
– Я всегда говорил, что это командная работа. Это не просто епархия. В Нузале задействованы многие силы: и творческая интеллигенция, и специалисты, которые в силу своих служебных обязанностей должны заниматься – это в первую очередь комитет по охране и использованию объектов культурного наследия во главе с Валерием Салбиевым и ГБУ "Наследие Алании" и его руководитель Людмила Габоева. То есть эта программа собрала людей, которые объединены одной целью. Это наше общее дело, и мы должны вернуть тем историческим местам, которые остались на территории Алании, их значимость, важность и, самое главное, – сохранность, чтобы было что передать последующим поколениям.
– Какие сейчас работы ведутся на этих объектах?
– У нас была очередная группа реставраторов во главе с Сергеем Филатовым. Ему на днях исполнилось 70 лет, и мы поздравили его с этой знаменательной датой. Спасибо ему большое за высокий профессионализм. Вместе с ним работают и другие люди из Москвы, Санкт-Петербурга. Кто-то занимается телом здания, кто-то занимается душой – то есть фресками. Слава Богу, нам удается их сохранять.
В этом году, к сожалению, федеральных средств мы не получили, но в 2016–2017 году нам выделяли средства по ФЦП "Культура России", и эти средства позволили нам привлечь к работе специалистов самого широкого спектра, которые знают Нузальский храм не понаслышке и на протяжении десятилетий его сбалансированно сохраняют. Я смотрел бы на этот вопрос шире. Не только Нузальский храм интересен, но вокруг него сконцентрировано много объектов, и есть задумки, чтобы эти объекты стали единым историко-архитектурным комплексом, центром которого стала бы Нузальская часовня, а все остальные разновременные объекты, сосредоточенные вокруг него, следует отреставрировать и представить как единый ансамбль.
– Что происходит с архиерейской резиденцией?
– Мы получили в этом году средства из федерального бюджета по ФЦП и в следующем году нам уже пообещали определенный транш, который позволит нам закрыть многолетний вопрос по архиерейской резиденции. Уже сейчас идут отделочные работы, но надо будет еще заканчивать реставрацию. Это очень сложный проект. Не просто взять и провести капитальный ремонт, но душевно сохранить по кирпичику те вещи, из которых, собственно, и было собрано это прекрасное здание. Очень много средств вкладывается именно в реставрацию. Кроме того, есть задумка масштабного подхода: вы знаете, что вплотную к территории архиерейского подворья стояли дом генерал-губернатора и сопутствующие ему постройки. И сейчас рассматривается вопрос, что если в перспективе Министерство обороны РФ покинет эту территорию, к чему есть предпосылки, то, возможно, какая-то часть этой территории отойдет нам, чтобы мы могли привести в порядок и саму парковую зону, и здания. У нас есть опыт работы с такими объектами, и соответствующие средства, я думаю, мы найдем.
– Какое наполнение ждет здание после реставрации?
– Это будет духовно-просветительский центр, который включит в себя, кроме всего прочего, архиерейскую резиденцию. Мы планируем переехать полностью из зданий на ул. Барбашова. Сейчас у нас нет помещений для полноценного функционирования, например, отделов по благотворительности и социальному служению, взаимодействию с вооруженными силами, тюремному служению. Всем этим отделам негде разместиться. Люди есть, а помещений нет. Так или иначе нужны кабинеты и служебные площади. Также в новом здании планируется открыть иконописную школу и многое другое. А здание возле собора планируется отдать под расширение Православной гимназии им. Аксо Колиева, чтобы развернуть в ней полный цикл 11-летнего образования.
– Речь зашла о школе, скажите, пожалуйста, это гимназия с уклоном в духовное образование?
– Действительно, уклон у школы есть, но мы не готовим там священнослужителей. Школа смешанная: учатся и девочки, и мальчики. У них просто есть дополнительные предметы: Основы православной культуры и Закон Божий, но, по сути, это светская школа. Хотя мы совершенно не скрываем, что в образовательном процессе участвуют священнослужители, а дети регулярно исповедуются и причащаются. То есть там православная направленность. У нас учатся дети, которые с детства воспитываются в вере.
Общественный выбор
– Многие в Осетии считают, что у осетин была и есть своя собственная монотеистическая религия. Некоторые приверженцы этой идеи воспринимают РПЦ чуть ли не в качестве захватчиков. Каково ваше отношение к этим течениям и появлению подобных настроений в обществе?
– Вы знаете, если задать вопрос о том, а какое научное обоснование у подобных идей, то историки дадут объективный ответ на этот вопрос. Причем это будут люди разных конфессий, народов и взглядов. Но на 99% они сойдутся в одном, что эти идеи не выдерживают никакой критики. Вы знаете, я это говорю не потому, что отстаиваю интересы Православной церкви, я объективно погружаюсь в историю и могу говорить, что Алания в лице наших предков осознанно приняла православие более 1100 лет назад. Указ, который подписал Президент России Владимир Путин о праздновании 1100-летия Крещения Алании, это всего лишь подтверждение того, о чем мы с вами говорим. Вы же понимаете, что прежде чем подписывать указ, президент имел полную информацию, включая подготовленные нами экспертные заключения, которые потом были переданы в Академию наук РФ, министерство культуры, в другие министерства и ведомства, где эта информация проверялась и перепроверялась. И когда эти документы и экспертные оценки легли на стол президенту, он уже объективно принимал решение. Но даже если не брать во внимание этот указ, мы с вами прекрасно понимаем, что тогда, когда государственность Алании нуждалась в прогрессивном, мощном духовном шаге, православие было именно таким выбором. Отнюдь не навязанным извне. Никто не заставлял это делать. Алания была могущественным независимым государством и приняла христианство осознанно и перспективно. Зачем же нам сейчас отказываться от того, что было сделано нашими предками, что помогло им не просто выжить, но успешно существовать! Мы должны гордиться этим наследием. На сегодняшний момент то, что происходит в Осетии, и те люди, которые выражают яркие националистические посылы, на мой взгляд, не просто совершают глубокую ошибку, но тянут Аланию назад, в вымышленное прошлое. И Русь когда-то скакала через костры. И до сих пор мы знаем, что есть последователи течений, которые называют себя язычниками, но мы не можем и не хотим это запретить. У нас по Конституции есть гарантированное право на свободу вероисповедания и свободу выбора. Но наш долг, я считаю, церковный долг – объяснять людям, что православие никогда не несло никакой угрозы, наоборот, способствовало культурному развитию.
– Вспомните крещение Руси: огнем и мечом!
– Это преувеличение. Есть, конечно, спорные моменты. И те примеры, которые вы мне можете привести по крещению Руси, вряд ли сможете назвать в крещении Алании.
– Я думаю, что у Алании просто не было другого выхода. Это Византийская ойкумена, граница огромной христианской империи, и чтобы выгодно сосуществовать с мощным соседом, было проще принять христианство.
– Рассуждения современного рационалиста не подходят для религиозного средневекового общества. Религиозное сознание работает совершенно иначе, оно не может не отстаивать свои религиозные убеждения. В таком случае происходит явное общественное противодействие насаждаемой религии, которое перерастает в конфликт, остающийся в истории того или иного народа. Ничего подобного наука применительно к аланской истории не знает. Напротив, христианизация Алании происходила быстро и безболезненно. Объяснение в том, что восточное христианство стало не только государственным, но и общественным выбором.
– Но ведь существует гипотеза, что явление, которое принимается за самостоятельную веру, не что иное, как народное христианство. То есть была первая волна миссионеров, которая провела христианизацию, а потом откатилась. И люди остались без окормления и находили какой-то способ следовать обрядам.
– Это один из вариантов давно устаревшей интерпретации христианской истории Алании, характерный для идеологизированной историографии советской эпохи. Апостольская проповедь звучала очень мощно и достойно на Аланской земле. Поэтому я ни на секунду не сомневаюсь, что тот осознанный общественный выбор, который был сделан, был очень гармоничен и своевремен. Это позволило средневековой Алании, как и другим европейским государствам, влиться в византийскую семью, сохранив свою древнюю индоиранскую культуру. Именно после этого исторического выбора начинается период наибольшего могущества Алании, появляется аланская письменность на основе греческого алфавита, расцветает архитектура, усиливается государство. Каждый из перечисленных пунктов подтверждается научными данными и наглядно свидетельствует о прогрессивности сделанного выбора. Еще хотел бы затронуть интересный факт: удивительно, что приверженцы этих традиционалистских течений направляют свою энергию на борьбу именно с христианством, тогда как, например, к той части населения Осетии, которая исповедует ислам, у них никаких вопросов нет. Мне это, например, непонятно.
Храмы и земли
– На мой взгляд, это связано с храмами в первую очередь. На самом деле это очень острая проблема. Ведь есть некоторое количество православных храмов: а это и Зругский, и Харисджин, и даже Дзивгис, которые воспринимаются местными жителями как святилища. Как быть с этой проблемой?
– Мы представляем людям живую проповедь, стараемся объяснять, проводить исторические параллели. У нас ежегодно на площадке СОГУ проводятся Георгиевские чтения, где выступают ярчайшие ученые, специалисты по истории, археологии, по языку, который епархия тоже стремится сохранить. В течение полутора лет заседает комиссия по переводам, и вот буквально две недели назад ею завершен перевод литургии на осетинский язык. Год мы проверяли текст, выверяли и вот сейчас будем отдавать в печать. Это очень большое дело. Ведь вы понимаете, если язык используется в богослужении, он никогда не умрет. Если текст Священного писания переведен на один из языков, этот язык никогда не умрет. Какие бы ни были страшные времена. Поэтому мы все, что возможно, делаем в этом направлении. Тем более, учитывая колоссальный масштаб и историю аланского народа и аланского этноса.
– Все-таки хотелось бы вернуться к достаточно болезненному примеру противостояния. Маленькая, очень древняя церковь, напротив мужского монастыря, которая уже не раз подвергается вандализму и осквернению. Что можно сделать?
– Мы не можем посадить там полицейского, несмотря на то, что и иконы сбрасывали, и церковь разоряли. Мы беседуем с людьми, представителями фамилий... Люди понимают, в основном понимают. Но все равно такие вещи происходят. Я думаю, что в их основе лежит как раз та самая маргинальная группа, которая очень остро воспринимает все инициативы аланского православия и не хочет, чтобы мы развивались – другого объяснения не нахожу. Я сам встречался многократно с местными жителями, и наместник монастыря встречался, и все вроде согласны, что можно мирно сосуществовать, но, к сожалению, такие случаи продолжают происходить.
– Многие обвиняют монастырь в захвате земель...
– Я думаю, что по этому вопросу вы можете проконсультироваться с наместником монастыря отцом Стефаном. У него эта история уже от зубов отскакивает. Вы поверьте, нам хватает земли. Некоторые земли, я приоткрою вам секрет, мы даже освоить не можем. У нас есть участки в различных местах Осетии, мы вынуждены даже иногда от каких-то активов избавляться, чтобы вложить эти ресурсы в какое-то другое богоугодное дело. В социальные программы, в благотворительность, чем Церковь призвана заниматься.
– Мы заговорили о средневековой Алании, о принятии христианства, но самые главные памятники находятся все-таки не на нашей территории. Это в первую очередь Нижне-Архызское городище: три главных храма. Как ведется сотрудничество между епархиями?
– Эти три Зеленчукских храма, о которых вы говорите, – Северный, Средний, Южный, а также Сентинский и Шоанинский, у подножия которого Леван Хетагуров (отец Коста Хетагурова) основал осетинское селение Лаба, – они относятся к Пятигорской епархии. Но если мы оглянемся назад и вспомним об единой Алании, то поймем, что то место, о котором мы говорим, – ее западная часть. И эти храмы, которые волею современного территориального деления находятся там, не перестали быть аланскими. Просто поменялись границы. У государств такое бывает. Но меньше всего кроились и перекраивались догматические церковные границы. Как пример можно привести 1990-е годы, когда перекраивались границы Советского Союза, но при этом территория Церкви осталась прежней. Русская Православная Церковь как была в этих границах, так и осталась. Поэтому мы со всей исторической справедливостью должны говорить о том, что да, это аланская часть, но волею судьбы она сейчас находится в другой епархии. У меня прекрасные отношения с владыкой Феофилактом, он меня неоднократно приглашал к себе для совершения совместных богослужений.
– То есть эти храмы будут открыты для богослужений?
– Да, как я понимаю, один из них уже действует и открыт для богослужений.
– Будут какие-либо из этих храмов задействованы в мероприятиях по празднованию 1100-летия крещения Алании?
– Я думаю, да. У нас еще есть время, и мы с владыкой Феофилактом обсудим этот вопрос. Но я бы хотел напомнить вашим читателям, что выбор-то уже был сделан. Церковь же достаточно консервативный институт и просто так вряд ли стала бы давать какие-то названия и титулы кому бы то ни было. Но однако же в титуле именно владикавказского архиерея четко обозначено, что он является по кафедре Владикавказским – это центр, а вторая часть титула обозначает местность: Владикавказский и Аланский.
– Скажите, что происходит с малыми приходскими храмами середины XIX века, которые сейчас разрушены? Я в первую очередь сейчас имею в виду Галиат, Садон, Заки.
– Помимо того, что мы стремимся возводить новые храмы, я постоянно, будучи и в Москве, и здесь, у власть имущих поднимаю этот вопрос. Катастрофический недостаток финансирования. Нельзя просто прийти, взять бетон и покидать. Это вопрос опять-таки наследия. Нужна глубокая франшиза реставрации, на которую требуются колоссальные деньги. Вот, например, Зругский храм Богородицы. Мы сколько лет бьемся. Там нельзя просто прийти и привезти реставраторов. Во-первых, надо получить федеральное финансирование, во-вторых, до реставрации там нужно провести берегоукрепительные работы. Это отдельная часть. Пока мы их не сделаем, тратить федеральные средства на реставрацию бессмысленно и преступно. Поэтому мы бьем в колокола и кричим: помогите нам! Вот сначала дайте нам средства, чтобы мы провели берегоукрепительные работы. Но получается замкнутый круг: под реставрацию могут дать, а под предварительные работы – нет. Нет такой сметы, такой статьи. Конечно, у меня по всем храмам есть понимание, что надо делать, но мощностей и финансирования нет. Что касается современных храмов, которые только строятся, я стараюсь держать руку на пульсе. Особенно в отношении храма во имя Александра Невского. Вы знаете, что это программа из четырех храмов, которые должны стоять на крайних точках страны. Три храма уже построены, у нас – четвертый. Этому храму, конечно, быть: УГМК его строит, и недавно я беседовал с Андреем Козицыным, он подтвердил еще раз намерение компании его достроить. Строят они быстро, и, я думаю, что к 2020 году закончат общестроительные работы и останется год-полтора на роспись. Это будет один из самых больших храмов на Северном Кавказе.
– Мне хотелось бы поговорить о малых приходах. Из 600 с лишним сел на сегодня мы потеряли по разным причинам более 200. В очень многих селах были приходы. Как решается сейчас эта проблема?
– В средней полосе России эта проблема решается лучше, чем у нас. Опять же это происходит от недостатка людских ресурсов и финансирования. Но последние год-полтора появилась тенденция, когда люди, переехавшие из родовых селений в Москву или Санкт-Петербург, возвращаются с намерением выстроить храм или часовню. Конечно, мы такие инициативы поддерживаем, стараемся снизить финансовую нагрузку на людей. Вот недавний пример – это Став-Дурта, где несколько жителей выступили с такой инициативой. Мы встретились с общественностью села, нашли понимание, и было принято решение о строительстве.
Служение в согласии с обществом
– Расскажите, пожалуйста, о социальной политике, которую проводит епархия.
– Мы много чем занимаемся. Это и социальная поддержка, и работа с молодежью, и культурные программы, постоянные акции с министерством социального развития. Много мероприятий проводим совместно с Союзом художников республики. Мы постоянно посещаем детей в различных центрах, проводим и тюремное служение, окормляя заключенных. Центры социального обслуживания, дома престарелых тоже не остаются без внимания. То есть очень разнонаправленная деятельность, которую мы, подчас, не афишируем. Но на самом деле это одна из важных вещей, которой Церковь должна заниматься.
– В нашем обществе к РПЦ непростое отношение. Когда я шла на встречу с вами, то задавалась вопросом о том, что с середины XIX века образ священника, к сожалению, – это образ нелицеприятный в большинстве случаев.
– Давайте скажем так, что с определенного времени, с середины XIX века, стала возможной определенная дискуссия. На священника перестали смотреть, как на истину в последней инстанции. Стало возможно дискутировать с ним о его личном житие-бытие, о личных моральных качествах. Если раньше это было невозможно, то потом, в свете различных моментов, о священстве стали складывать анекдоты, подшучивать. Но вы знаете, если это не злобно, если укладывается в какие-то рамки и нормы, то ничего плохого я в этом не вижу. Мы и сами иногда над собой подшучиваем.
– У священников существует профессиональный юмор?
– А то! Еще какой! Самое главное, не переступать черту. Все-таки священнослужитель – это человек, который несет определенное бремя. И со времен Ветхого завета для служения Богу избирались определенные колена. В Новом завете стало немного по-другому, но если это не нарушает моральных и этических норм и по-доброму вызывает у человека улыбку, то почему нет?
– Это же огромная средневековая дискуссия о том, смеялся ли Христос. Насколько смех греховен?
– Я сам очень люблю юмор, но юмор юмору рознь. Когда мы шутим на грани фола, на грани богохульства, то, естественно, такой юмор нам не нужен. Юмор, который идет на пользу человеку, поднимает ему настроение, вызывает улыбку, помогает в этом бурном и неспокойном житейском море, в котором мы все пребываем, я не считаю, что в этом есть что-либо плохое. Христос нам дал жизнь для радости. А вот если человек пребывает постоянно в унынии – это греховно.
– То есть христианство для вас – это..?
– Любовь. Это первое, что можно сказать о христианстве.
