СВЯТИТЕЛЬ НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ В КАВКАЗСКОМ (ОСЕТИНСКОМ) ФОЛЬКЛОРЕ

В обширном пантеоне традиционной народной религии осетин, в обрядовых песнопениях, молитвах, а также в осетинском героическом Нартовском эпосе известен святой, связываемый с аграрной, военной и семейной функциями. Осетины называют его Уац Никола / Wac Nikkola (Святой Никкола), Хоарз Никкола/ Xwarz Nikkola (Хороший Никола) или, коротко, Никкола. Почитаемое место этого святого расположено в Дигории – западной части Республики Северная Осетия – Алания, близ высокогорного селения Лезгор (северная экспозиция Главного Кавказского хребта).

Согласно академику В.И.Абаеву, Никкола – святой Николай, был «весьма чтим у дигорцев в старину, наряду с Wacgergi – св. Георгием, Wacilla - св. Ильей и другими... небожителями» (Абаев, 1973, с. 181). Праздник в честь Уац Никкола – Никколайи кувд справляется ежегодно весной во второй понедельник мая. Празднуют этот день святого жители и выходцы из сел Дигорского ущелья - Кумбулта, Донифарса и, в особенности, Лезгора. Считается, что Никкола, являясь покровителем Дигорского ущелья в целом, особенно покровительствует жителям Лезгора, так как недалеко от этого села находится единственное на территории Осетии пещерное святилище этого небожителя (Дзадзиев, Дзуцев, Караев, 1994, с. 105). Основная часть молитв в день праздника состояла в просьбе ниспослать хорошую погоду, обильных покосов, урожая и благополучия жителям. Аграрная составляющая культа праздника Никкола проявляется, также, его связью в фольклоре с Уацилла/Уацелла (св. Илья), Уастыржди/Уасгерги (св. Георгий) и Мады Майрам (св. Мария, Богородица – В.Ч.), которые выступают в обрядовых песнях и молитвах и некоторых сюжетах Нартовского эпоса осетин в тесной связи с плодородием. В дигорской обрядовой песне приуроченной к началу сева, приводимой В.И.Абаевым говорится: - «Уасгерги держал плуг, Никкола вел быков, Мать Мариам несла семена, а хлебный Уацелла был сеятелем» (Абаев, 1973. с. 181). В другом предании говорится «Уасгерги и Никкола, Уацелла хлебов и светлый Алаурди надумали проехаться по аулам» (Абаев, 1973, с. 182).

Не вызывает сомнений, что весенний праздник Никколайы куывд в Лезгоре и Донифарсе связан с христианским святым Николаем (Николой) Чудотворцем, архиепископом Мирликийским. Чествование этого христианского святого приурочено к первой половине – середине мая (Никола весенний) и входит в число престольных праздников, широко отмечаемых христианской православной церковью. Необходимо отметить, что частым эпитетом Никкола является сочетание «Xwarz Nikkola / Хоарз Никкола», дословно с осетинского языка – «Хороший Никкола», наряду с Wac Nikkola - Святой Никкола. Перед нами прямая калька с греческого и древнерусского – Николай Угодник, (Хороший, Добрый, Угодный богу.)

О связи образа осетинского святого и св. Николая Чудотворца свидетельствуют и полевые материалы этнографов В.Н. Басилова и В.П.Кобычева, записавших детали праздника Никкола от старожилов с. Лезгор в 1974 году. Согласно им, еще один раз в году, уже в ноябре, лезгорцы устраивали еще один праздник Никкола, но уже большей частью в семейном кругу (Басилов, Кобычев, 1976, с. 141). Как известно, согласно православному именинному календарю 19 декабря является днем св. Николая. Кроме того, в народном календаре западных осетин – дигорцев, был месяц Никкола, который соответствует второй половине апреля и первой половине мая. Наконец, на христианские корни осетинской традиции указывает то, что в комплексе местности посвященной Уац Никкола, по данным местных жителей, в стародавние времена присутствовала священная рощица.

Безусловная прямая связь Уац Никкола со св. Николаем Чудотворцем подтверждается не только совпадением их имен и дней чествования, но также данными осетинского (дигорского) обрядового фольклора. Как известно, св. Николай в христианской традиции является, в том числе, покровителем мореплавателей (рис. 2). В дигорской песне «Никколайы зар» (песня о Никкола), которая ранее обязательно исполнялась во время его праздника, повествуется о спасении Уац Никкола попавших в кораблекрушение мореходов:

«Однажды бедные люди были в поездке на море,

Когда достигли середины моря,

То настигла их великая буря,

Разбила их корабль о камни.

Бедные люди там погибали,

Тогда из них один бедняк как взмолится:

- О Никкола, ведь мы гибнем здесь!

Да будет на нас твоя милость, спаси нас!...

В тот час небожители

Пред Богом все вместе были в сборе…

Туда Никкола услышал молитву бедняка,

Тотчас из среды небожителей скрылся,

В море к бедным людям спускается,

С моря бедных людей на сушу переправляет.

И от корабля ни одной дощечке, ни одному гвоздю

Не дал пропасть, да будет ему хвала!

Тем временем пиршество небожителей было готово…

Тут и Никкола весь мокрый появился…» (Абаев, 1973. с. 183).

Представляется, что данное совпадение сюжета осетинской фольклорной обрядовой песни с апокрифическими текстами о св. Николае как покровителе мореплавателей не может быть случайным, в особенности для отдаленного от моря, высокогорного района Кавказа, где расположено селение Лезгор.

Однако, возникает вопрос, почему Уац Никкола, присутствующий также и в осетинском нартовском эпосе, в плане культа локализован только на западе Осетии-Алании, в Дигории, и чествуется только жителями и выходцами из селений Лезгор, Донифарс и Кумбулта.

На наш взгляд, современные данные археологии и истории Северного Кавказа позволяют, в определенной степени, ответить на поставленный вопрос.

В эпоху развитого средневековья в верховьях р. Большой Зеленчук, район современного Нижнего и Верхнего Архыза Карачаево-Черкессии, располагался политический и религиозный центр Западной Алании - Осетии. Как отмечает В.А.Кузнецов «Древности Верхнего и Нижнего Архыза составляют единый и одновременный комплекс, который на данном этапе изучения должен быть датирован X - XII вв.» (Кузнецов, 2001, с. 184). В этом районе, в эпоху расцвета отмеченного центра, фиксируется широкое почитание культа св. Николая Чудотворца (Кузнецов, 2001, с. 185; Демаков, Чумак, 1988. По свидетельству В.А.Кузнецова «в 1902 г. майор русской армии Потемкин посетил северный Зеленчукский храм 10 в. и на его стене видел фрески с изображением cв. Николая и по бокам его главы буквы. Надпись была прочитана П. Бутковым как имя «Николай» (Кузнецов, 2001. с. 185). Также, как отмечает В.И.Абаев, в известной Зеленчукской надписи 11-12 вв., найденной здесь же, в районе Архыза, присутствует имя св. Николая, помещенное на ней сразу за именем Христа (Абаев, 1973, с. 183). По мнению В.И.Абаева, Николай, как личное имя, зафиксировано и у алан в 13 в. в китайской хронике Юань-ши (в китайской передаче – Не-гу-лай. Из аланского же, по мнению ученого, происходит балкарское N'kkola в N'kkola aj' - «месяц Никкола» (Там же) название месяца мая – июня (балкарцы – западные соседи осетин – дигорцев – В. Ч.). Также, Ладислав Згуста, указывая на присутствие на Зеленчукской надписи имени Николай, отмечает бытование в «западной Дигории культа cв. Николая» (Zgusta Ladislav, 1987, p. 22).

В 80-е гг. 20 в. А.А.Демаков и И.Л.Чумак, в ходе проведения инструментальных исследований архитектурных памятников верхнекубанской группы церквей 10 века, установили, что северный и южный (до его перестройки) храмы в Нижнем Архызе посвящены cв. Николаю (Демаков, Чумак, 1988, с. 95-96). Также, как отмечают авторы исследования, Северный храм, - т.е. кафедральный собор Аланской епархии, посвящен cв. Николаю (Там же). Наконец, об особом почитании этого святого в данной местности может свидетельствовать то, что еще в одном храме верхнекубанской группы – Сентинском, наряду со св. Петром и св. Георгием изображен св. Николай (Пищулина, 2006, с. 217).

Представляется, что культ св. Николая в Архыз пришел из Византии, возможно из средневековой Тавриды / Крыма или восточнопричерноморских городов, так как здесь, у греков, мореходов, земледельцев и торговцев, он был одним из самых почитаемых святых. Во всяком случае, почитание этого святого вполне логично для Верхнекубанских городищ, связанных с развитым земледелием и трассой Великого шелкового пути.

Примечательно также, что согласно исследованиям В.А.Кузнецова и В.Ф.Минорского, население Архыза в рассматриваемую эпоху, говорило на дигорском диалекте осетинского языка. «…Есть основания считать, что аланский этнос верховьев Кубани говорил на дигорском диалекте… В частности, прямое указание на этот счет дает новый список «Армянской географии» VII в.: в районе верхней Кубани он локализует племя аш-дигор (ас-дигор по В.Ф.Минорскому)» (Кузнецов, 1993. с. 236 – 238). Здесь же, приводя большое количество данных о христианских надписях греческими буквами в Архызе В.А.Кузнецов делает важный, для нашего исследования вывод – «Показательно, что нет ни одной грузинской надписи – полностью господствует влияние византийской культуры» (Там же).

Аланские городища верховий Зеленчука прекратили функционирование, по мнению В.А.Кузнецова в 12- начале 13 вв. н.э. Как отмечает исследователь - это было связано с «приходом тюркоязычных кочевников – половцев…» (Кузнецов, 1993, с. 246). К примеру, на склонах укрепленного поселения «Козьи скалы» в районе Кавказских минеральных вод, были найдены сотни наконечников стрел тюрко-монгольского типа, многие их которых согнуты от удара (Кузнецов, Рудницкий, 1998. с. 309). Это аланское поселение, исторически связанное с группой архызских средневековых городищ, может служить примером трагических перемен произошедших на территории средневековой Западной Алании в конце 12 – начале 13 вв. до н.э.

На наш взгляд, именно из р-на Нижнеархызского городища, после экспансии тюркских племен на территорию Западной Алании, часть населения мигрировала на восток Алании – Осетии. При этом, по нашему мнению, та часть Нижнеархызской общины где доминировал культ св. Николая, осела на территории современных селений Донифарс, Кумбулта и Лезгор.

Подтверждением последнего, кроме вышеприведенных данных, могут быть следующие важные детали ритуала праздника, подробно описанного В.Н. Басиловым и В.П.Кобычевым. Так, непременной составной частью праздника было восхождение на перевал к с-з от Лезгора, ведущий в горную Балкарию, принесение здесь в жертву барана и молитва Никколе. Собственно, с восхождения на перевал, ведущий на запад, в горную Балкарию праздник и начинался. Эта деталь также отличает его от остальных осетинских культовых праздников. После завершения праздника, два – три главных распорядителя обрядового действа в течение нескольких последующих дней должны были подниматься к этому перевалу и на седловине вознести молитвы Никколе. Также, по словам старожилов, раньше вблизи от современного (на 1973 год) скального святилища Уац Никколе было несколько пещер, которые почитались как семейные святилища, посвященные этому святому (Басилов, Кобычев, ук. соч., сс. 136, 141, 144). Группирование в одном месте большого числа семейных святилищ, по свидетельству известного осетинского этнографа - краеведа Таймураза Петровича Плиева, является весьма нетипичным для осетинской традиции. На наш взгляд, эти детали ритуала с свидетельства местных жителей позволяют предположить, что перевал, на котором приносилась жертва, был последним рубежом, после которого переселенцы, двигаясь с запада, обосновались на новом месте. Пещеры, ставшие позднее, объектом поклонения, очевидно, были первыми жилищами переселенцев, убежденными, что в пути им помогал не кто иной как св. Николай, патрон их прежнего места и оставленных на западе храмов. Главная пещера, при этом, могла использоваться переселенцами как пещерная церковь св. Николая. Для сравнения, целесообразно упомянуть аналогичную ситуацию, но случившуюся в 15 веке, здесь же, в Дигории, когда Задалески Нана, бежав от войск среднеазиатского эмира Тамерлана, первоначально обосновалась со спасенными детьми в ставшей впоследствии почитаемой пещере.

Исключительно важное значение, для рассматриваемой темы, на наш взгляд, имеет обретение изображения бронзового энколпиона, поступившего в конце 19 в. в Императорскую Археологическую комиссию. Кроме общих сведений о находке в Лезгоре и передаче в 1886 в Археологическую Комиссию некоего «медного креста» (Цуциев, 2012, сс. 138 – 140), никаких других подробностей о предмете нам обнаружить не удалось. Не было известно ни что это за крест, нательный или венчавший в прошлом церковь, ни, самое главное, его тип и характеристики, что могло бы помочь при датировке и прояснению времени появления в Лезгоре культа и ритуалов связанных с Уац Никкола. Мы обратились к коллегам специалистам – кавказоведам, профессионально занимающимся эпохой развитого средневековья Северного Кавказа.[1] С их помощью удалось не только определить тип «медного креста», но и получить его изображение. Оказалось, что в Лезгоре был найден бронзовый энколпион – мощевик домонгольского времени (рис. 1, 1 – 2). В статье исследователей древней и средневековой истории Северного Кавказа С.Н.Малахова и Р.Р.Рудницкого приведены интересные подробности и дана датировка этого креста – мощехранителя византийского типа. «В 1886 г. из с. Лезгор … в Императорскую Археологическую комиссию поступил бронзовый энколпион…: на лицевой стороне было изображено Распятие, а на оборотной – Богоматерь Одигитрия; концы складня завершали изображения святых в 4 медальонах…» (Малахов, Рудницкий, 2012, сс. 125 – 126). Нам представляется исключительно важным, что исследователи, со ссылкой на д.и.н. Ю.А.Прокопенко, датируют бытование крестов данного типа в рамках 12 – начала 13 вв. н.э. (Там же). При нашей устной беседе, Юрий Анатольевич Прокопенко любезно уточнил, что кресты данного типа могли бытовать и в 11 веке. Кроме того, рисунок Лезгорского энколпиона был переслан нами Ю. А. Пятницкому, византиеведу, старшему научному сотруднику отдела Востока Государственного Эрмитажа, который определил дату бытования крестов данного типа, также, в рамках вышеуказанных дат.

Для нашей темы важно то, что кресты аналогичного типа были найдены В.А.Кузнецовым при исследовании интерьера церкви № 6 в Нижнем Архызе (Кузнецов, 1993. рис. 67). Иными словами, единственный известный энколпион рассматриваемого типа на территории современной Осетии, датирующийся временем прекращения жизни на Архызских городищах (12 – нач. 13 в.), найден вблизи пещерной церкви Св. Николая, также единственной в РСО – Алания.

Энколпионы, как известно, весьма часто носили священники определенного ранга и монахи. Кроме того, в некоторых случаях, они были нательными крестами особо выдающихся представителей христианского мира, - монархов, вельмож, подвижников церкви. На наш взгляд, Лезгорский энколпион принадлежал священнику, который попал в Дигорию с группой прихожан архызской церкви св. Николая в эпоху средневековья. Весьма интересен и вопрос о содержимом креста – мощевика. Мощи какого христианского святого оказались на западе современной Осетии в домонгольское время? Весьма заманчиво предположить, что поскольку пещерная церковь и многие утраченные архызские храмы переселенцев были посвящены св. Николаю, то и мощи в энколпионе принадлежали ему. Однако ответа на этот вопрос пока нет. Сегодня точно можно сказать лишь то, что где-то в Дигории, вероятно в окрестностях селений Донифарс и Лезгор, утрачены мощи неизвестного пока христианского святого, выпавшие из энколпиона 12 – начала 13 века.

 

Путь, по которому могли пройти переселенцы из Западной Алании гипотетически мог быть следующим. Недалеко от сс. Кумбулта и Лезгор, находится перевал, через который несложно пройти в горную Балкарию, откуда можно по предгорьям попасть в верховья Кубани. Разумеется на данном этапе нашего исследования, путь продвижения переселенцев предложен в качестве гипотезы, и маршрут группы средневековых алан-осетин «носителей» культа Св. Николая мог быть и другим. Возможно, разные группы переселенцев оседали в разных районах Восточной Алании-Осетии, но безусловно то, что в районе с. Лезгор, оказалась группа переселенцев, в среде которых св. Николай был особо почитаем. Процесс переноса святого места, культа, церкви, широко известен в истории, и в частности в Осетии. К примеру, такая ситуация наблюдалась в более позднее время, в 19 – начале 20 века, когда осетинские общины, при переселении на равнину, строили рядом с новыми селами святилища посвященные тому святому, который был особо почитаем ими в горах (Уацилла, Цыргъ Обау, Дзири и др.)

 

Вернемся к осетинскому фольклору и сферам, которые в нем связаны с Уац Никкола. Вторая функция Уац Никкола, как мы отметили в начале, в осетинской народной традиции связана с военной, воинской сферой. По свидетельствам офицера русской службы А. Штедера, побывавшего в 1781 г. в Дигории и описавшего ее в своем «Дневнике...», «…местечки Какадур и Донифарс, …уже в течение нескольких столетий отделились от остальных дигорцев, жили в демократическом государственном устройстве... Несмотря на то, что они жили в дигорской долине, бадилетты (дигорские феодалы – В.Ч.) не могли их покорить и соседи считали их непобедимыми. Они живут в узком ущелье на склоне горы, на левом берегу Уруха и к западу от них находится достопримечательная пещера св. Николая. Они почитают его, приносят жертвоприношения и представляют его себе в образе орла… Когда они видят орла перед сражением, они принимают это за предзнаменование победы и это сделало их непобедимыми и укрепило их республиканское устройство» (Скитский, 1956, с. 117). Подчеркнем, что селения Донифарс, Лезгор и Кумбулта составляли одно общество, в котором и почитался Уац Никкола. В.И.Абаев также отмечает, что местное население (жители вышеперечисленных селений) видит в орлах вестников Уац Никкола (Абаев, 1973, с. 181).

 

Рассмотрим связь Уац Никкола с семейной обрядовой сферой. Как отмечает В.И.Абаев «Nikkola – действующее лицо в некоторых дигорских нартовских сказаниях. В сказании о нарте Ацамазе он вместе с другими небожителями помогает ему в сватовстве к красавице Агунде» (Абаев, 1973, с. 181). Этнолог и фольклорист В.С.Газданова, в своем исследовании традиционной духовной культуры осетин, к покровителям свадебной / семейной обрядности, кроме Мады Майрам и Устырджи, относит и Уац Никкола. «Существуют многочисленные варианты песен, исполнявшихся на свадьбах, где рассказывается о том, как Уастырджи вместе с Никколой ... являются сватами к дочери Солнца. Развитие мифологического мотива о браке дочери Солнца заменяется дочерью алдара и т.д. Неизменной остается роль свата, шафера Уастырджи, в паре с небожителем Уац Никколой (Газданова, 2007, с. 169).

Параллели между осетинским святилищем Уац Никкола (Хуарз Никкола) и Верхнекубанской церковью посвященной св. Николаю, подтверждают, также мнение ряда исследователей (В.И.Абаев, В.А.Кузнецов и др.) о разных путях проникновения и распространения христианства в Осетии-Алании. В нашем, рассматриваемом случае, мы видим, безусловно, византийское греческое влияние. Для сравнения, в соседней с Осетией Аланией Грузии, где христианство имеет глубокие корни и широкое распространение, почитание св. Николая не так велико, как, к примеру, в Русской православной церкви, Греческой церкви или католическом мире. По свидетельству В.И.Абаева, «в грузинской церкви св. Николай (Nikoloz) был мало популярен» (Абаев, 1973. с. 183). О восточно-причерноморском, греческом пути проникновения в Архыз традиции почитания св. Николая свидетельствует также, церковь 10 века, посвященная этому святому у селения Хуан Гудаутского района Абхазии (Кузнецов, 1977. с. 33). Подчеркнем, что кроме западной части Осетии – Дигории, святилища или другие почитаемые места, посвященные Уац Никкола неизвестны. Как пишет известный историк Б.А.Калоев «Св. Николай в осетинском пантеоне известен только у дигорцев…» (западных осетин – В.Т.) (Калоев, 1995, с. 203).

 

В свою очередь, появление и развитие культа св. Николая в Западной Алании связано с христианизацией последней Византией. Это тем более вероятно, что почитание св. Николая было широко распространено в средневековых восточнопричерноморских городах Византийской Империи, так как здесь, у греков, мореходов, земледельцев и воинов, он был одним из самых почитаемых святых. Во всяком случае, почитание этого святого вполне логично для Верхнекубанских аланских городищ, связанных с развитым земледелием и трассой Великого Шелкового пути.

Примечательно также, что согласно исследованиям В.Ф.Минорского и В.А.Кузнецова, население Архыза в рассматриваемую эпоху, говорило, преимущественно на дигорском диалекте осетинского языка. «…Есть основания считать, что аланский этнос верховьев Кубани говорил на дигорском диалекте… В частности, прямое указание на этот счет дает новый список «Армянской географии» VII в.: в районе верхней Кубани он локализует племя аш-дигор (ас-дигор по В.Ф.Минорскому)» Здесь же, приводя большое количество данных о христианских надписях греческими буквами в Архызе В.А.Кузнецов пищет – «Показательно, что нет ни одной грузинской надписи – полностью господствует влияние византийской культуры» (Кузнецов, 1993. с. 238).

 

Таким образом, как мы постарались показать выше, в фольклоре кавказских горцев – осетин, св. Николай присутствует в тех же ипостасях, что и в католической западноевропейской традиции (св. Николай как хранитель семейных ценностей, вплоть до современной трансформации его образа: – Санта Клаус на Западе), так и в православной (покровитель мореплавателей, военных моряков и воинов, казаков).

Сохранение глубинных элементов древней христианской традиции в осетинской традиционной народной культуре, которая пронесла ее из глубины веков до наших дней, через тяжелые испытания нашествий татаро-монголов и эмира Тамерлана, поставивших осетин в эпоху развитого средневековья на грань выживания, не может не вызывать почтительного удивления и уважения к нашим старшим.

Чшиев В. Т.

старший научный сотрудник

Института истории и археологии

Республики Северная Осетия - Алания

 

Автор искренне благодарит за неоценимую помощь при работе над статьей Т.П.Плиева, Т.К.Салбиева, С.В.Куланду, А.В.Пьянкова, Л.К.Гостиеву, Ю. А. Пятницкого, З.Х-М. Албегову-Царикаеву, С.М.Туриеву.

 

ЛИТЕРАТУРА

Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка в 4 томах. Том 2. – Ленинград, 1973.

Басилов В.Н., Кобычев В.П. Николайы кувд (Осетинское празднество в честь патрона селения) // КЭС, VI. – Москва, 1976.

Газданова В. С. Золотой дождь: Исследования по традиционной культуре осетин. – Владикавказ, 2007.

Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. Материалы по изучению церкви. Книга 1. – Москва-Пятигорск, 1992.

Дзадзиев А.Б., Дзуцев Х.В., Караев С.М. Этнография и мифология осетин. Краткий словарь. – Владикавказ, 1994.

Демаков А.А., Чумак И.Л., К вопросу об исторической интерпретации Верхнекубанской группы храмов X века. Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. – Орджоникидзе, 1988.

Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. – Орджоникидзе, 1977.

Кузнецов В.А. Древности Верхнего Архыза // Материалы и исследования по археологии России. № 3. – Москва, 2001.

Кузнецов В.А. Нижний Архыз в X XII вв. до н.э. К истории средневековых городов Северного Кавказа: СОИГСИ, «Кавказская библиотека». – Ставрополь, 1993.

Кузнецов В. А., Рудницкий Р. Р. Поселение «Козьи скалы» у горы Бештау //Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып 1. – Ставрополь, 1998.

Малахов С.Н., Рудницкий Р.Р. Новые предметы средневековой христианской мелкой пластики из Кабардино-Балкарии//Историко-археологический альманах. № 11. – Армавир-Краснодар-Москва. 2012.

Пищулина В.В. Христианское храмовое зодчество Северного Кавказа эпохи средневековья. – Ростов – на – Дону. 2006.

Скитский Б.В. Хрестоматия по истории Осетии. Часть 1. – Орджоникидзе, 1956.

Цуциев А. А. Академик Всеволод Миллер и галиатский писарь Илья Дзилихов (Из истории становления археологии в Осетии) //Родина, № 2. – 2012.

Чибиров Л.А. Традиционная духовная культура осетин. – Владикавказ, 2008.

Zgusta Ladislav. The old Ossetic Insviption from the Rivor Zelenčuk. – Wien, 1987.

 


[1] Пользуясь представившейся возможностью благодарю за большую помощь в работе над статьей А. В. Пьянкова, С. Н. Малахова, Ю. А. Прокопенко.